Когда я читаю Магжана…
Стихи выдающегося поэта в пересказе выдающегося переводчика
«С рождения плыву я против волн».
Магжан Жумабаев. Исповедь.
14 августа 2005 года. Я включил компъютер и вошел в Интернет – Ауэзхан Кодар прислал мне черновики своих переводов стихов Магжана Жумабаева, казахского поэта, расстрелянного НКВД в 1937 г. Сборники Магжана выходили очень давно, в 1912, 1922 и 1923 гг. в Казани и Ташкенте. Но я получил ранее не переводившееся на русский. Сразу вспомнил стихотворение Ауэзхана «Вечер памяти – 93». Оно о Магжане. Подчеркнуто гражданская позиция. И грусть, боль за страну, презренье к «дельцам от культуры». Еще тогда подумалось – откуда эта интонация? Прочитав переводы, я понял – она из Магжана.
Неужели Жумабаев так мало написал? Я попросил Ауэзхана прислать еще. Ответ был – больше пока не перевел. Я читал, хотелось читать еще и еще. И приходило понимание – сегодня для меня рождается выдающийся казахский поэт. Прочитав даже то немногое, что перевел Кодар, я увидел грандиозный масштаб личности поэта. Масштаб, который русской критике еще предстоит оценить.
Погиб поэт. Пал оклеветанный. Ему было 45. Разделил судьбу многих русских поэтов. Сколько шедевров он мог бы еще написать!..
…И вот сегодня [...] я держу в руках долгожданную книгу «Магжан Жумабаев в переводах Ауэзхана Кодара». Это историческое событие. Я уверен, сегодня начинается новый путь Магжана к российскому читателю, к его всероссийскому признанию. Даже то, что уже доступно для чтения, по яркости таланта, художественному мастерству, видению логики человеческого в человеке, смыслу гражданского подвига позволяет поставить Магжана Жумабаева в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым.
Поэзия, устремленная к свободе
Бесподобен шедевр – «Исповедь» с рефреном «С рождения плыву я против волн» и страстным диалогом поэта со своим бунтующим сердцем. Сравнивая себя то с солнцем, то с огнем, то с ветром, то с пустыней, то с любовью, он остается преданным единственному – своей поэтической сущности…
Великолепно «Слово хромого Тимура». Я отчетливо вижу грозного вождя – как он спорит с Богом. Земли людей, своей земли он не отдаст никому, даже Богу. Спорить с Богом (!) – это и сегодня-то не принято, а тогда…
Удивительно стихотворение «Пророк», протестное, антисталинское, антибольшевистское, написанное с позиции ценности личности – до такой высоты и ясности гражданского протеста не поднялся ни один поэт во всей русской литературе...
А какое сильное стихотворение «Я от солнца рожден» – как будто ожил пушкинский узник, герои Байрона и Лермонтова заговорили со мной новым языком. Язык сочный, солнечно-полынный, пахнет ветром и бешеной скачкой. Жить бы поэту в эпоху «бури и натиска»…
Читая Магжана, я слышу лермонтовского героя: «Весь мир против меня. Как я велик!», вижу былинного богатыря восточных эпосов, вобравшего в себя весь мир, защитившего его собою и… распахнувшего свою легкоранимую душу – люди, я всего лишь один из вас. Все в поэте свежо, бесстрашно, самобытно. А как размашист, как щедр он в художественных средствах.
Влюбившись в эти стихи, становлюсь я сердцем Магжана – пылающим и сражающимся, честным и слабым, влюбленным в жизнь и ненавидящим лукавый ум, озадаченным тем, как жить, когда кругом ложь, и вопросом – способны ли потомки видеть в стихах памятник нерукотворный.
Завороженный образами Магжана, я невольно примеряю их на себя. Становлюсь огнем опаляющим. Солнцем смеющимся. Луной околдовывающей. Водою, завораживающей музыкой журчанья. Безумным влюбленным, сгорающим на углях глаз. Поэтом, рыдающим кровью, когда не остается слез. Добровольным нищим.
Пиршество поэтических красок, карнавал образов, какая-то беспощадная мужественность ритма – пьянят меня, как будто я встретился глазами с самой честностью, которая вдруг захотела пересотворить мир. Радость ударяет в артерию и бьется там чистым пульсом. Я дерзкий язычник, храбрый степняк, гроза толстопузых, ленивых, лживых, развратных – знающий не знающий меры и слагающий поющий потрясающие стихи. Летят в степь стихи Магжана. Чисто и радужно вокруг них. Неложь успокаивает душу. Истекает песок сквозь ладонь. Ветер обнимает стихи. А солнце, став сердцем, пылает поэзией. Ожемчужена, осеребрена, озолочена рифма.
Магжан это весть о том, какой может быть поэзия, устремленная к свободе.
Поэзия, распятая Россией
Поэт жил в России – сталинском гетто, когда одни миллионы погибали в лагерях, а другие миллионы сознательно, весело, либо из страха поддерживали это преступление против человечности. Одни укрепляли единую и неделимую Россию под песни Дунаевского и марши Новикова, другие молча гнили в лагерях. Это была Россия Сталина и его палачей, в стране царило духовное рабство. Люди боялись людей. Боялись жить.
И Магжан, — это трудно сегодня представить, — своим порывом к свободе бросил вызов атмосфере террора и рабства. В основании каждой его рифмы достоинство личности:
Я грозный лев, кто сдержит мой напор?
Я тигр, который устрашает взор.
Я в небе туча, на земле – буран,
Бушующий с равнин до самых гор.
Я в небе солнце, чьи лучи щедры,
Сын космоса, я ваш лишь до поры.
Я океан без берегов и дна,
Я весь приволье, нега и порыв.
Весь пламя я, ожгу, поберегись,
Я тот скакун быть ровней с коим – риск!
Пусть небо рухнет, иль земля – во прах,
Я усмехнусь лишь, одобряя жизнь.
Магжан учился в Москве и вынужден был носить ту же личину, что и все советские люди, чтобы не погибнуть – участвовать в разных собраниях, механически заучивать идеи «Краткого курса истории ВКП(б)», правильно голосовать, правильно говорить. Но он был поэт и пел «тайную свободу», обратите внимание: «Я ваш лишь до поры». Значит, видел поэт время, когда он вырвется из этого маразма. Более того, понимал, что духовная жизнь в сталинском Советском Союзе это уничтожение жизни. А он — духовный наследник вольных степняков. Он сын свободного народа. И рожден, чтобы жить, а не прозябать:
Пусть небо рухнет, иль земля – во прах,
Я усмехнусь лишь, одобряя жизнь.
Когда я читаю стихи великих, Пушкина, Лермонтова, Магжана Жумабаева, каждый раз поражаюсь, как глубоко эти люди знали жизнь. Откуда это у них? — часто спрашиваю я себя. Ну, гениальные они, ну великие — согласен, — очень хорошие поэты. Но откуда в таком юном возрасте зрелость в анализе культуры? Откуда понимание людей? И такое мужество? Спрашиваю с искренней завистью – почему им дано, а мне нет? Спрашивал себя, когда писал книгу о Пушкине, спрашивал, когда писал книгу о Лермонтове, спрашиваю и сейчас, когда читаю Магжана. И еще раз убеждаюсь – на этот вопрос, господа, нет ответа, потому что никто не знает происхождения и тайны гениальности.
Для Магжана советская жизнь, которая окружала, мучила его и ежедневно трубила о своих победах, это дух гниющего, уходящего, прошлого, и он, — Магжан, — его могильщик.
Дух прошлого, я кончил жизнь твою!
Это признание многого стоит. Молодым людям, которым сегодня по двадцать, этого не понять. Это был конфликт между добром и злом, трусостью и честностью, между смертью и жизнью.
Когда мы, советские люди, на митингах яростно требовали расстрела «врагов народа», таких, как Магжан, когда наши дети, умилялись в пионерской преданности диктатору «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», когда мы были слепцами и добровольными рабами, Магжан жил в другой системе координат. Он писал: «Я не умру и дух мой не умрет». Есть для него «дух прошлого» — и он в нас, в обычных трусливых людях, и есть его «дух мой», героический дух не сломленного поэта, дух личности Магжана – и он в его стихах. В России только ранний Пушкин и Лермонтов в «Демоне» могли себе такое позволить. В Казахстане, – теперь знаем, – певцом личности, трубадуром нового будущего стал Магжан Жумабаев.
Пушкин, Лермонтов, Жумабаев – все трое убиты, распяты обществом, в котором жили. Они распяты нами – русскими.
Антизападничество или антибольшевизм?
Особое место в мировоззрении Магжана занимает то, что принято называть антизападничеством. И сегодня некоторые в Москве упрекают меня – как можно поддерживать эту, пусть и в исполнении Магжана, великодержавную идею.
Прежде всего, давайте разберемся, что такое антизападничество Магжана? И антизападничество ли это?
Магжан свое стихотворение «Пророк» предваряет эпиграфом Мережковского:
Устремляя наши очи
На бледнеющий Восток,
Дети скорби, дети ночи,
Ждем, не придет ли наш Пророк.
Где здесь Запад? Русский писатель Дмитрий Мережковский говорит: «наши очи», то есть очи русских людей, он говорит о России. Это русские люди – дети ночи. Это русские люди ждут спасителя с Востока. Эпиграф всегда выражает основную идею последующего текста. Поэтому все, что далее скажет Магжан о Западе, относится не к Западу, а к России. Что же Магжан говорит о России, которую он в стихотворении именует Западом?
В стихотворении «Пророк» основной рефрен — «Над Западом сгустился мрак ночной». И он постоянно повторяется в разных вариантах.
Над Западом сгустился мрак ночной
Там Солнце ныне не взойдет с зарей.
……………………
Над Западом сгустился мрак ночной,
На небе звезд не видно ни одной.
…………………………...
Над Западом сгустился мрак ночной,
Здесь всякий занят полной ерундой.
Россия, над которой мрак ночной, утратила веру в Бога: «Даже Бог растоптан там толпой». Толпу, для которой ничто не свято, людей, захвативших власть в этой стране, он, вслед за Мережковским, называет «дети ночи», и уже от себя — «исчадья тьмы», «исчадья ада, сатаны», «слепцы»: «Здесь дети ночи, Бога умертвив, //Напрасно ждали, что придет другой». Дети ночи ищут другого бога. Они материалисты в самом худшем смысле этого слова: «Животное, чей идеал лишь плоть», «Законы веры знать им не дано,// Здесь брюхо застит окоем собой», «…дорогой тьмы идут».
О, дети ночи, под покровом мглы,
Лишь Вельзевулу поклонялись вы.
И Библию топтали, и Коран,
Восславив брюхо, что еще могли?
Если у меня и были еще сомнения, о чем стихотворение «Пророк», о Западе или о России, то после процитированных строк они полностью исчезли. Конечно, это портрет большевистской России. И портрет честный.
Почему Магжан пишет, что русские, считающие себя истинными христианами, топтали Библию? Русский человек всегда поклонялся языческим богам. До сих пор в стране на огромных территориях Поволжья и Севера распространено двоеверие. Русский человек, например, может одновременно поклоняться елке и в ее лице Николаю Чудотворцу и одновременно в ее же лице Иисусу, просить у этой Троицы помощи в чем-нибудь и благодарить за удачу. Принятие христианства не изменило существенно языческое сознание русских, затронув, в основном, его обрядовую сторону. Русская православная церковь всегда предпочитала воспитывать русского человека через святоотеческие предания, а не через тексты Библии. Библия незаметно, но решительно оттеснялась на задний план российского варианта христианства. Россия, — пишет Магжан, — топтала не только Библию, но и Коран. Она вела колониальные войны, захватывая территории с мусульманским населением. Кто не знает о кровавых войнах на Кавказе, о походах русских войск в страны Центральной Азии? Что же сделали дети ночи, топтавшие Библию и Коран? Создали царство, в котором «восславили брюхо». А что еще могли они сделать, если они убили Бога, своего Айсу? – спрашивает Магжан.
И отвечает — они создали братоубийственное общество:
О, дети ночи, ваш повержен мир,
Над Западом – раскаты канонад.
Мотив «раскатов канонад», гражданской войны, свидетелем которой Магжан был, неправедно проливаемой крови, неправедного суда повторяется в «Пророке» несколько раз. Кто виновен в проливаемой крови? Те, кто организовал братоубийственную бойню в России. Магжан, развивая тему бойни, обращается к образу библейского Каина, который убил своего брата Авеля:
О, дети ночи, вы – заре враги,
Ваш Каин первый вырос на крови.
Окаянное братоубийственное русское общество, созданное большевиками, это общество, впитавшее в себя дух Каина.
Кто же он этот Каин? В русской литературе есть намеки на Сталина. У Пастернака, Мандельштама, Гумилева. Они все конкретны – рябое лицо, усы, кавказский акцент, сапоги. У Магжана намек на Сталина приобретает религиозно-символический характер. Образ Вельзевула — «Лишь Вельзевулу поклонялись вы». Образ демона — «Во мгле ночной лишь демоны кружат». Москва это «город сов» – хищников, которые охотятся только ночью (Сталин работал только по ночам, он был «сова»). И намек на Сталина-дьявола: «Незримый… воет и орет», «Вот он споткнулся», «таких, как сам, на шабаш он зовет», «…ходит в думах тяжких как напасть».
Велика была цена борьбы за свободу в России и Казахстане. Путь к ней был устлан трупами великих поэтов. Не хватает слов, чтобы выразить всю ненависть к палачам Магжана. Могу только процитировать Лермонтова: «И вы не смоете всей вашей черной кровью// Поэта праведную кровь!».
Певец личности и пантюркистская идея
Ауэзхан Кодар в своем исследовании творчества Магжана пишет, что поэт разделял пантюркистские взгляды. Действительно, в стихотворениях «Восток раскосый, что стоишь?» и в «Пророке» эти идеи основные. Есть в этих стихотворениях и воинственные строки.
Но давайте попробуем понять, что такое пантюркизм Магжана и почему он возник.
Казахстан в конце XIX – начале XX вв. был колонией России. Россия в 1905 г. потерпела поражение в войне против Японии, в степи появились газеты «Казах» и «Айкап», в 1917 г. вспыхивают Февральская, затем Октябрьская революции в России, в Турции приходят к власти сторонники Кемаля Ататюрка, в начале XX в. активизируется демократическое движение в Китае, Индии, Монголии, в арабских странах. Происходят сдвиги в Центральной Азии. И у Магжана было достаточно оснований для того, чтобы через просыпающееся сознание народов Востока увидеть возможность национально-освободительного движения народов Казахстана.
Далее. Казахстан окружен народами, история которых содержит великое прошлое. Китайцы, монголы, русские, арабы. Пробуждающемуся казахскому сознанию необходимо было опереться на представление о том, что казахи тоже дети великого прошлого. Мощь, смелость, несгибаемый дух, героизм насыщают поэтические образы Магжана. Задача поэта – поднять казаха с колен, распрямить его, убедить в необходимости гордиться собой. Как же тут не появиться Тимуру, Чингизу, антироссийскому духу и пантюркизму?
Сегодня мы не придаем значения идеям пантюркизма в странах Центральной Азии, также как идеям славянофильства и панславизма в России. Чем эффективнее развиваются наши страны, тем меньшее значение имеют эти идеи. Но во времена Магжана эта идея при всей ее относительности могла участвовать в пробуждении национально-освободительного духа казахов. На каком-то этапе исторического развития она помогла казахской культуре взрастить в себе национальный протест против самодержавного и затем большевистского колониального гнета. Сделав свое дело, она исчерпала свой культурный потенциал.
Как же относиться к пантюркизму Магжана? Магжан был великим поэтом. Поэтому он был разным. Пушкин тоже был разным. Пушкин был и масоном, и православным, и атеистом, и монархистом, и народником. Но не это составляло суть пушкинской поэзии. Главное – Пушкин был певцом личности и свободы. Своей личностной поэзией он создал основание для вхождения русской литературы в литературу мировую. Так же и Магжан Жумабаев. Магжан был разный. И то, что он разделял пантюркистские взгляды, никак не заслоняет главного – Магжан был певцом личности и свободы. И освободительное, глубоко личностное содержание поэзии Магжана уверенно вводит казахскую литературу в семью мировых литератур.
Магжан и тектонический сдвиг в казахской литературе
Магжан корнями своими уходит в толщу национальной культуры. В стихотворении «Я от солнца рожден» он воспринимает себя как поклонника бога огня, находя в этом анализе высокую эстетику:
Я от Солнца рожден,
Я пылаю как Он,
Предан Солнцу душой.
Узких глаз моих взор
Искрометен и скор,
Я любуюсь собой.
На Земле, одинок,
Лишь огонь только Бог.
………………………….
Его имя – Огонь.
Так зовут и меня,
Я — поклонник Огня.
………………………….
Мы – прямая родня.
Пламенею и я –
Огнебога дитя.
Так что же, Магжан поэт шаманоцентристской культуры? Нет, господа. В стихотворении «Исповедь» Магжан уже другой. Он противостоит всем смыслам мира, в том числе и огню:
Как буйный ветер бился я с огнем,
Пред ним в боязни я не замирал.
«Огнем ты стань!», так я уже горю,
Могу обжечь дыханием зарю.
Зола иль роза – мне ли их делить,
Я им как равным жар свой подарю.
Магжан не склоняется и перед смыслом солнца.
«Ты Солнцем стань!», как Солнце я смеюсь,
Я выше Солнца по накалу чувств.
Нет, Магжан не огнепоклонник и не солнцепоклонник. Он личность, которая сама стала огнем и солнцем. Это рыцарь, способный «обжечь дыханием зарю». И вместе с тем он очень одинокий человек.
Магжан сын горных вершин, огня, солнца, ветра, неба, но ему эти образы нужны лишь для того, чтобы заявить, что он не с обществом, в котором живет. Но вот ведь парадокс (!) – он и не с природой. С кем же он? Он, господа, с новизной своей поэзии. Такой тип мышления по плечу только великим поэтам и мужественным людям, вызвавшим на бой все абсолюты и глубоко чувствующим сущность тектонических сдвигов, происходящих в мировой культуре XIX-XX вв.
Магжан и русская литература
Читая Магжана, я как русский человек с удовольствием замечаю влияние на него русской поэзии.
В 27 лет погиб Лермонтов. И с тех пор 27 это магическое число для многих поэтов и писателей. Чехов, Булгаков, Высоцкий... — для них 27 как веха в жизни, как время подводить итоги. Этим рубежом озабочен и Магжан.
Он обращается к своему сердцу:
Ты обмануло и предало вновь,
Мне через месяц двадцать семь годов.
А там и тридцать, там и сорок, что же,
Перед Отчизной с чем предстать готов?
Мне через месяц будет двадцать семь,
А там и тридцать, там и сорок… Кем
Останусь я в людских воспоминаньях,
Когда уже исчезну насовсем.
А вот еще. «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит», — пишет Пушкин. «Я не умру и дух мой не умрет», — пишет Магжан Жумабаев. Иногда прослышывается интонация пушкинского «Узника». Летающий демон, душа, ищущая родную душу, герой, который обняться с бурей был бы рад, кажется, навеяны образами Лермонтова. Близки стихотворения «Из волны родится волна» Магжана и лермонтовское «Для чего я не родился// Этой синею волной». Поэтов сближает мотив одиночества: «Одна на опушке, дрожа на ветру,//Росла молодая березка в бору» – вспомним утес, листок, сосну, тучки, парус Лермонтова. Их роднит и мотив щедрости любви: «Луну и звезды в украшенья дам» – вспомним лермонтовского Демона. Близки поэтики стихотворений «На летней дороге» Магжана и «Выхожу один я на дорогу» Лермонтова.
Но основное влияние русской классики на поэзию Магжана я вижу в мощном антисамодержавном, антибольшевистском антиимперским гражданском протесте, которого не знала западная литература. Вызов Богу, богоборчество и, следовательно, прямой вызов сильным мира сего с позиции личности это впервые сделал в русской литературе Лермонтов, в казахской литературе – Магжан. И сегодня можно говорить о том, что обе литературы – казахская и русская – не только различные. У них есть и общий путь – они одной исторической судьбой, одним дыханием вместе мощно входят в мировую литературу.
Магжан Жумабаев и Ауэзхан Кодар
Уважаемые друзья, коллеги.
То, что сделал Ауэзхан Кодар, переведя новые стихи Магжана Жумабаева на русский язык, трудно переоценить. Я поставил бы их рядом – автора и переводчика. Потому что перевести стихи так, как это сделал Ауэзхан, мог только поэт, равный автору по поэтическому дарованию и масштабу личности. «Пророк» был опубликован в «Тамыре» — журнале, который издает Ауэзхан. И это не случайно. Журнал квалифицированно обсуждает сегодня сложные вопросы литератур, культур разных стран, мировой философской, культурологической, исторической мысли. Он стал центром притяжения лучших писателей и аналитиков культуры Казахстана. Все более популярен в России.
Жизнь книги «Магжан Жумабаев в переводах Ауэзхана Кодара» только начинается. Благодаря Кодару, русские и народы других стран открывают для себя новое в казахе как субъекте казахстанской культуры и человеке мира. Дело, начатое Кодаром, должно получить развитие. Я предлагаю, чтобы журнал «Тамыр» стал местом широкого международного обсуждения творчества великого поэта и великого гражданина Казахстана Магжана Жумабаева.
Алексей Давыдов,
специально для Суспільний кореспондент
